Когда взмокшие и выдохшиеся, они сели на землю, на лес спустилась темнота. Люк вытянул негнущиеся ноги, не находя в себе сил даже снять рюкзак — ныла и болела каждая клеточка тела, шея онемела и малейшее движение причиняло острую боль.

Он не осмеливался смотреть на Зака. Тот прислонился к еловому стволу, закрыл глаза. Посеревшее мертвенно-белое лицо было безжизненным и на миг Люк испугался, испугался по-настоящему, что Зак умер и оставил его в чертовом лесу одного. Но вот он шевельнулся, не открывая глаз, крупная капля пота стекла вниз по виску. От боли черты лица заострились и резче проступили морщины и складки, будто это и не Зак вовсе, а незнакомец с ним рядом.

Они оба молчали, в тишине слышно было только их тяжелое хриплое дыхание. Понемногу тело охватывала зябкая вечерняя сырость, кое-как Люку удалось развести огонь, тот никак не желал разгораться, сырые ветки дымили и ….
Когда костер все же занялся, Люк достал сигарету, предпоследнюю. Он с наслаждением закурил, протянул ее Заку. Хорошо было сидеть так и никуда не идти, не чувствовать на своем плече весь вес чужого тела, не думать об опасности, подстерегающей их в темноте...

От мысли о звере там, за границей света, по спине поползли липкие мурашки. Две мили, от силы три — вот и все расстояние, что им удалось покрыть за день! - горько подумал Люк. Если бы не Зак...Он один давно бы уже вышел на тропу… - Эта предательская мысль заставила его на миг остолбенеть, он поспешно отбросил ее, как грязную тряпку, но тщетно. Зак не может идти дальше. Колено под бинтами распухло и покраснело, даже сквозь штанину он ощущал от него жар. Ему нужно лежать и не двигаться. Вместе с Заком у него, Люка, нет шансов, они оба умрут здесь! Это Люк понимал до ужаса ясно. Но если...если он пойдет один, прямо с рассветом, за день ему удастся выйти на тропу, добраться до Саутча засветло! Быть может, поисковый отряд найдет Зака уже завтра! Или к следующему утру. Если он переживет эту ночь, - закончил противный ехидный голос внутри.
И стараясь убежать от него, от собственной малодушной совести, он продолжал думать, глядя в темноту за стеной деревьев. В самом деле, он оставит Заку «марлин», зарядит его полностью. Разожжет огонь… Днем та тварь не нападет, Заку только останется дождаться помощи

Он понимал, что трусливо хочет бросить друга одного, что отчаянно жаждет выжить, и ради этого собирается предать то немногое, что еще осталось в его жизни. Люк самому себе был противен, но не думать об этом уже не мог.
- Тебе нужно уходить, - голос Зака, чужой и ломкий, так неожиданно ворвался в его мысли, застиг его врасплох, что Люк дернулся всем телом. - Я не смогу… не смогу дальше идти, ты и сам понимаешь… Вдвоем нам не выбраться отсюда. В одиночку у тебя есть шанс…
Уличенный в своих гнусных мыслях, Люк онемел, сидел, ссутулив плечи, не смея поднять глаза на Зака.
- Я тебя не брошу, - глухо ответил он. - Даже не думай, ясно?
Голос дрожит, вот-вот оборвется. К горлу подкатил комок, во рту привкус пыли и полыни. Зак знает, знает, какое он дерьмо!
- Люк… Ты ДОЛЖЕН уйти, - настойчиво, твердо повторил Зак. - Если бы я был на твоем месте, - тихо добавил он, - ушел бы еще днем.

Сердце гулко бьется в горле, тяжелым набатом ударяясь о ребра. Люк обхватил голову руками и застонал. Мать твою, Зак! Не геройствуй! Да, я дерьмо, полное дерьмо, раз собирался тебя бросить, сидел и думал об этом! Но теперь-то я не могу уйти. Теперь, когда ты великодушно отпускаешь меня! Чертов ботаник!

Он ощутил прилив нежности и уважения к Заку, но по-прежнему не мог посмотреть ему в глаза.
- Ложись спать, - наконец пробубнил он. - И выпей таблетку, - Люк протянул ему упаковку обезболивающего из их скудных запасов аптечки.
- Знаешь, я работаю над диссертацией, - вдруг сказал Зак. - Самый важный труд моей жизни! Закончу ее, получу место в Колумбийском университете… Обзаведусь семьей… Буду разъезжать на минивэне с парой детских кресел...Я всегда хотел большую семью…
Люк с горечью смотрел на грязные ботинки. Слова Зака удивили его, ибо он и понятия не имел, чем живет его друг последние годы, о чем мечтает. Про Алекса он этого уже никогда не узнает...Поздно.
- У тебя все это будет, - твердо сказал Люк. Мать твою, просто обязано быть!

- А я...Когда мы вернемся… - он вдруг понял, что понятия не имеет, что станет делать, жизнь так стремительно неслась под откос и он методично разрушал ее, что остановиться стало трудно, почти невоможно. - Я… Черт возьми! Я помирюсь с Джесс… Ни капли в рот не возьму! Она выгнала меня… Поэтому я поехал, даже ночевать в тот день негде было… - невесело усмехнулся Люк. Говорить это было трудно, но он обнаружил, что теперь вроде даже полегчало. Зак молчал, не осуждал его, не возмущался, просто молча слушал, и Люк был безмерно благодарен ему за это. - Я начну новую жизнь… За которую не будет стыдно…
Он старался воскресить в памяти лицо Джесс, но оно словно потускнело и стерлось.
- Люк..
- Ммм?
- Мне чертовски страшно умирать, - сдавленно проговорил Зак. Люк смотрел в темноту широко раскрытыми глазами.
- Мне тоже.

До утра он все же задремал, с благодарностью провалился в обрывочный сон, засосавший его как в воронку. И теперь болезненно щурился воспаленными глазами на солнце, игравшее в густой листве над головой. Зак еще спал беспокойным лихорадочным сном, горячий лоб покрыт бисеринками пота, брови сдвинуты в мучительной гримасе. Люк счел за лучшее его не будить. Костер потух еще ночью, и при мысли о том, как беззащитны они были последние пару часов, спина у Люка вся покрылась липким холодным потом.
Нужно поглядеть, правильно ли они идут. Люк боялся даже самому себе признаться, что они заблудились, иначе давно должны были выйти на тропу, но где она, эта чертова тропа!
Он растолкал Зака, оставил ему рюкзак и «марлин».


Должно быть, и правда, тропа осталась южнее. Лес здесь был темный и густой, настолько, что солнце лишь едва пробивалось сквозь густую листву. Мшистые могучие деревья растопырили ветки, как пальцы, норовя схватить добычу, ему стало жутко. Он прошел с полмили на север, но никакой тропы видно не было, и понемногу его охватывало горькое отчаяние и опустошение. Все напрасно! Нужно вернуться и придумать что-то другое...Идти в поисках тропы — бесполезно!

Его ботинки утопали во влажном мхе, как в густом сыром ковре, он не слышал своих шагов, но мгновенно почувствовал ЭТО! Его накрыло горячей волной ужаса, от которого на голове зашевелились волосы, а ноги затряслись. На него обрушился смрадный запах, он шел отовсюду, но интуитивно Люк знал — оно сзади, немного левее, в кустах...Идет за ним шаг в шаг...О боже! Ему хотелось завопить от ужаса, но он онемел, ощущая язык во рту, как бесполезный обрубок. Боже, боже! Не оборачивайся! Иди дальше… Спокойно… Его трясло и мутило, сердце так больно стучало в груди, что он задыхался. О господи! Сделай так, чтобы все кончилось быстро! В ушах у него все еще звенели крики того охотника, его обдало холодным потом. Он кожей чувствовал, как оно тянется к нему, разрывает его плоть, выворачивает и ломает кости… Господи!

По щекам струилось что-то горячее и соленое, он с недоумением сморгнул слезы, не понимая, что плачет. Оно идет за ним! Это единственное, о чем Люк мог думать. Он знал, что умрет, сию же минуту, и как в детстве поскорее хотел пережить самый страшный момент ночного сна, так и теперь… Пусть все кончится сразу, господи!
И внезапно его обволокла тишина, он остановился, осел на землю, трясясь от плача и слабости, и понял, что он — один здесь, тварь ушла. Люк закрыл лицо руками, плечи ходили ходуном, пока он отчаянно выл от пережитого ужаса.

Мягкий мох под его руками был ласковым и прохладным, успокаивающим, но Люк заставил себя встать. Тварь ушла! А Зак там один, а что, если тварь пошла прямо к нему, привлеченная запахом крови и свежей раны?Он похолодел, потом его бросило в жар. Люк рванул назад, не разбирая дороги, ветки стегали его по губам и лицу, глубоко оцарапали лоб, но он только отмахнулся от них. Вот и прогалина, где он выбирал направление.
- Заак! Зак! - голос срывался, пока он звал друга. Он выскочил на поляну, тупо уставился на землю под ногами. Костер был растоптан, ветки вокруг безжалостно сломаны и смяты, словно здесь волокли что-то тяжелое.

Вина и раскаяние кольнули его в самое сердце, когда Люк увидел разодранный рюкзак и валяющийся в земле «марлин».

Он нагнулся к нему, провел пальцами по рукояти. Дуло было раздроблено, а на гладкой его поверхности зияли три глубокие неровные борозды, вспоровшие слой краски и глубоко оставившие след на винтовке...
