Возможно, истории кукол тут тоже будут, но есть одна тонкость. Куклы - не люди. Я как-то раз здорово ошиблась, попытавшись приписать куклам человеческие судьбы и души. Почему-то почти всегда это выходит фальшиво. Зачем придумывать им чужое, если у них есть своё? И свои истории у них есть, и свои судьбы у них есть, и свои души у них есть - и не надо говорить за них, надо расслышать, что говорят они сами.
Это я и попробую сделать. Не всё сразу, постепенно. И начну с истории старой куклы, которой давно уже нет. Даже фотка - и та не моя.
Он был, политкорректно выражаясь, афро-американец.
А я была советским ребёнком с душой, исполненной правильного сочувствия к представителям колониальных народов. Но дело не только в моей политической подкованности – фильмом «Максимка» — дело в самом негритёнке.
Кукол к тому моменту у меня было много. По тем временам я была состоятельной особой: кроме неизбежных пластмассовых голышей с ошалелыми мордашками, большой кудрявой куклы Саши, одетой в кружевную блузу и кружевные штанишки, финки и узбечки в национальных костюмах и какой-то распустёхи с косами, в моей кукольной компании была даже привезённая тёткой из Москвы «немецкая кукла» — предмет страстных желаний моих юных современниц. Её розовая резиновая мордашка не отличалась классической ошалелостью, свойственной большинству советских кукол, её «настоящие» густые ресницы опускались, когда её клали спать, белокурые локоны спускались на виски, а ручки и ножки покрывали прелестные детские складочки. Очень хорошенькая кукла. Взрослые восхищались. Я её не любила.
Белокурую Гретхен надлежало баюкать, заворачивать в одеяльце, возить в коляске, а я искала в кукле родственную душу, товарища – и, отчасти, собеседника. Я часто оставалась одна – мне надо было с кем-то разговаривать. Разговаривать с голышами мог бы только слабоумный. Саша на всё отвечала: «Мама!», — ни о чём больше не думая, узбечка и финка плоховато понимали по-русски, распустёха с косами, судя по лицу, вообще не интересовалась разговорами, а Гретхен была ещё мала – навсегда. Подаренная на Новый год дедом Морозом Красная Шапочка, наоборот, оказалась слишком большой. Почему-то, у меня никогда не срасталась любовь с большими куклами – в них видится нечто неуклюжее и вызывающее… К тому же, большие куклы притягивали чужие взгляды, а мне не нравилось быть Девочкой с Большой Куклой, предметом умиления старушек на лавочке у парадной.
Негритёнка я увидела в магазине и начала клянчить впервые в жизни. Страстно. Мама удивилась. Кукла была, не то, чтобы очень милая – кукла создавалась специально для интернационального воспитания советских детей. Мама предложила лялечку в пёстром платьице. Я настаивала. Мама вздохнула и купила «это недоразумение» — я прижала недоразумение к себе и поняла, что нашла абсолют.
Негритёнок назывался «Кукла Чунга-Чанга». Боевой псевдоним, данный товарищами на фабрике, звучал мультяшно и нелепо. Настоящее имя моего товарища было – вне меня, само по себе – Джек; с тех пор я не доверяю именам-брэндам.
Он был одет в некую белую в чёрных ромашках атласную юбку, пришитую к трусам. Только сумрачный гений советских дизайнеров мог вообразить такой ауфит, не пристёгнутый ни к национальной одежде, ни к образам из мультиков. Любой советский ребёнок сразу понимал, что эту ерунду на бедного негритёнка издевательства ради напялили американские империалисты; я её сняла и выкинула, едва придя домой. Для Джека отыскались снятые с голыша зелёные шорты и красная жилетка Красной Шапочки – и он немедленно обрёл тот облик, какого просила моя душа. Настоящий.
У него на шее болтались пластиковые бусы. Я их срезала – Джек был не папуас, а афро-американец.
Губы ему нарисовали ярко-алые, будто он стащил у мамы губную помаду и накрасился. Это никуда не годилось: я сама стащила мамин модный тёмно-вишнёвый лак и перекрасила его рот в настоящий цвет. И джеково лицо обрело гармонию. Вот ради чего я, собственно, против принципов и воспитания, унижалась в магазине: Джек смотрел на меня задумчивыми тёмными глазами, чуть склонив голову набок. Он был не похож ни на одну куклу из тех, с кем я имела дело прежде. Его лицо выражало не дурную жизнерадостность, не капризность и не глупость – он был задумчив и печален. Его голова и туловище отличались от советской классики – голова не только поворачивалась, но и склонялась, а туловище, подвижное в талии, видимо, рассчитывалось на «туземные танцы». Благодаря этому Джек мог принимать нереальные для советских кукол позы: мечтательно смотреть в небо, взглянуть назад вполоборота, нагнуться… Как и полагается кукле, выпущенной в то время нашей промышленностью, Джек вовсе не выглядел истощённым, он изображал вполне плотного молодого человека лет шести-восьми – но это не убивало романтику образа. Его умные тёмные глаза многое видели. Экваториальную Африку, возможно. Южные штаты. Дика Сэнда и дядю Тома – а может, и Гекльберри Финна.
Джек был моей первой куклой, знавшей жизнь лучше меня.
С Джеком я долго не расставалась. Я таскала его везде и доверяла ему многое. Он одухотворился, как очарованный семизвонный бубен шамана, его лицо приобрело некукольную просветлённость. Его крутые чёрные кудряшки постепенно выпрямились от мытья и расчёсывания, а чёрная кожа выгорела до шоколадно-оливкового цвета – Джек превратился из негра в мулата, что парадоксальным образом придало ему очарования. Его застиранные зелёные шорты и выцветшая красная жилетка дополняли образ, как котелок и тросточка Чарли Чаплина. Он прошёл вместе со мной все джунгли, океаны и пустыни Земли – случайно выйдя в космос в мои двенадцать. Он был корабельным юнгой, боем, юным бойцом Сопротивления, младшим членом международного экипажа звездолёта. Звёздная пыль въелась в его ладони, а пиратская пуля оставила глубокую царапину на виске.
Джек поражал воображение тех моих подруг, у кого оно было.
— Я тоже хочу такого, — сказала одна из них, самая настоящая из всех, с проницательной и чувствительной душой.
Советская промышленность выпускала такой ширпотреб, как куклы, бешеными миллионными тиражами: мы пошли в ближайший магазин игрушек и нашли «Куклу Чунгу-Чангу».
На прилавке сидело два десятка негритят в дурацких цветастых юбках, пришитых к трусам. Мы брали их в руки и заглядывали им в лица; никто из них не имел с Джеком ничего общего. Эти куклы, произведённые на конвейере, не были и одинаковыми: мы видели надменных, унылых, уставших – у одного из негритят оказалась презрительная гримаска. Они должны были быть одинаковыми по ГОСТу – они оказались разными, и в каждом пластмассовом теле обитала неразгаданная ещё душа.
Мы купили одного из них и ушли. Мы уже не питали иллюзий: он был не как Джек, он был – другое, и его имя стёрлось о время. Мы решили, что научились прозревать живые души в пластмассовой оболочке, ещё не зная, что душа куклы – это отблеск души касающегося её человека.
Жизнь за пределами детства оказалась непростой. Джек в какой-то сложный момент ушёл в бесплотность, пропал телесно – сохранившись в снах и создаваемых мной иллюзиях, описанных ли, нарисованных ли… Его душа окончательно сплелась с моей; он стоял рядом со мной на капитанском мостике моего фрегата, иногда он давал советы. Странно сейчас видеть фотографии «Куклы Чунга-Чанга»: память сохранила совершенно другой облик – скорее, душу, чем бренную пластмассовую оболочку… С тех пор, время от времени, я встречалась с задумчивым взглядом очередной куклы – и снова прозревала живую душу и живой образ. В шесть лет я научилась общаться с куклами, знающими жизнь лучше меня – это умение помогает мне до сих пор.
Кукла – удивительно мощный инструмент самопознания. Её глаза – телескоп, направленный в микрокосм, и галактики потайных смыслов раскрываются сами собой. Общаться в кукольном мире можно с кем угодно – и каждый что-нибудь да скажет. Барби – об иллюзорности рекламных шаблонов. Братц – о нонконформистских порывах подростка. Тоннер – об условности медийных фигур. Монстры – о хрупкой и уязвимой, но неустрашимой юности. Пуллип – о загадочном Востоке. Иплхаус – о глубокой нежности. Фейриленд – о стране Нетинебудет…
Человек с куклой – всегда философ, даже двухлетний. Только сам порой этого не понимает…
- Матильда и Фриц. 
- Дуся.
- вот это и будет текст нашего нового хита! 
)
уже и все детали выкроила, и никак не решусь сшить руками... все кажется - испорчу, а машинки нет... 
